Христианство — одна из распространенных религий. Основное учение его заключается в догмате о «богочеловеке», сыне божьем, сошедшем на землю и принявшем страдание и смерть и затем воскресшем в целях искупления людей от первородного греха, в который впало человечество, по учению церкви, после того, как первые люди Адам и Ева съели в раю запрещенный плод.
Христианство
В культе страдающего богочеловека обожествлялось само страдание, провозглашались высшим идеалом покорность и смирение. Выдвигая фантастический образ «боочеловека», раннее Христианство поучало, что самое ценное в человеке—это его человеческая личность, человек как таковой. В конечном итоге человеческую личность Христианство сводило к «духовной природе» человека, к его душе. Земной мир провозглашается Христианством временным пристанищем человека. Земная жизнь—подготовка к вечной жизни за гробом. Все эти фантастические идеи и образы возникли как выражение в религиозной форме краха античного рабовладельческого общества. «Христианству предшествовал окончательный крах античных „мировых порядков»… христианство было просто выражением этого краха» (Марк с иЭнгельс , Рецензия на кн. Т. Ф. Даумера «Религия нового века», в кн.: Марк с и Энгельс , О религии и борьбе с нею, т. I, [М.], 1933, стр. 284).
Христианство появилось в то же время как выражение беспомощности покоренных Римом народов перед все нивелирующей силой римского владычества, разрушившей в завоеванных странах «прежний политический порядок, а затем косвенным образом и старые общественные условия жизни» (Энгельс , Брун о Бауэр и раннее христианство, в кн.: Марк с и Энгельс , Соч., т. XV, стр. 605). Н а этой почве выросла религия страдающего богочеловека. Вместо народов, классов, старых национальных религий на первое место выдвигается человек как таковой, его внутренний, духовный мир. Христианство провозгласило: «Нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, ни варвара, ни скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Колос., III, 11). Здесь уже имеются в Христианстве элементы того «культа абстрактного человека», который достиг полного своего развития в капиталистическом обществе.
При капитализме в культе абстрактного человека находит свое фантастическое выражение эксплуатация наемного труда, при котором личная свобода и человеческое достоинство трудящегося считаются якобы неприкосновенными,—мнимое равенство всех перед «демократическими свободами» буржуазного общества. Христианство, как и всякая религия классового общества, играет на протяжении всего своего существования реакционную эксплуататорскую роль, благословляя и оправдывая эксплуатацию и гнет как установленные богом, отвлекая трудящиеся массы от революционной борьбы застращиванием адскими муками и обещаниями райского блаженства. Культ абстрактного человека в системе одурманивания Христианством эксплуатируемых масс занимает выдающееся место. Провозглашая равенство всех перед богом как действительное настоящее равенство, Христианство освящало существование классов, благословляло эксплуатацию и гнет рабовладельческого, феодального и капиталистического общества.
Являясь фантастическим, превратным отражением общественного бытия, Христианство. изменялось и развивалось в соответствии с изменениями, происходившими в общественных отношениях. Первоначальное Христианство, возникшее в эпоху распада рабовладельческого общества, получает дальнейшее развитие в соответствии с отношениями феодального строя; православие и католицизм являются характерными разновидностями феодального Христианства; капитализм создает буржуазные разновидности Христианства в виде протестантизма, деизма и разнообразного современного сектантства. Этот исторический характер Христианства, как и всякой религии, его обусловленность определенной исторической обстановкой, служит достаточным опровержением церковного учения об его богооткровенном происхождении и говорит о неизбежном конце Христианства, когда исчезнет то «несовершенство» общественного бытия, фантастическим отражением которого в сознании людей оно является .
Первоначальное христианство.
Источники для изучения происхождения и начальной истории Христианства чрезвычайно многообразны. Сюда входят прежде всего источники по истории Римской империи 1—2 вв., по которым надлежит ознакомиться с «данными отношениями реальной жизни», фантастическим отражением которых явилось Христианство. Однако «крах античных мировых порядков» не нашел достаточного отражения в исторической литературе того времени. Историки интересовались по преимуществу внешними политическими событиями, вопросы экономики затрагиваются у них лишь случайно, мимоходом, и часто история сводится у них к биографиям политических деятелей (Светоний, Плутарх, Ариан). Историки, отражающие взгляды монархических придворных кругов (Веллей Патеркул),так же, как панегирики (напр.панегирик Плиния Младшего на Траяна) и памятники типа «Завещания Августа», способны скорее исказить, чем отразить истинное положение вещей; ими-то и пользуются буржуазные историки, чтобы доказать мнимый расцвет Рима в эпоху зарождения Христианства.
О несоответствии тогдашней историографии своим задачам свидетельствует сатира Лукиана «Quomodo hist. Sit conscr.». Наиболее ценны исторические произведения идеолога аристократическо-сенатской партии Тацита, а также Кассия Диона, Диодора Сицилийского и Иосифа Флавия. Большое значение имеет также дошедшая до нас переписка Плиния Младшего, Сенеки и др. О положении сельского хозяйства в Римской империи ценные данные сообщают Колумелла и труды римских землемеров—т. п. gramatici scriptores. Сохранилось также большое количество законодательных актов—leges—отдельно или в цитатах у древних авторов (перечень у Daremberg Saglio s. v. «lex»); важным дополнением к ним служат «Дигесты»—сборник извлечений из трудов 40 древних юристов, издан, в 533.
Отдельные ценные замечания о технике, экономике и быте рассеяны в «Естественной истории» Плиния Старшего. Художественная литература 1—2 вв. многое дает не только для характеристики умонастроения верхушки римского общества, но и для истории хозяйства. Особенно важны в этом отношении эпиграммы Марциала, сатиры Ювенала и блестящий роман Петрония. Понятно, поэты, как и историки, исполняли социальный заказ правящих классов. Поэты и писатели, даже вышедшие из низов, как Марциал, тянулись ко двору, к виллам богачей, идеологию которых выражали. Для того чтобы из древней литературы извлечь правильное представление о социальных условиях возникновения Христианства, ее необходимо подвергнуть марксистской критике и дополнить свидетельствами прямых, источников — папирусных текстов, надписей, остреков (черепки, заменяющие для мелких записей дорогой папирус), монет, тессер (металлические жетоны, к-рые раздавали городской бедноте на право пользования разными благами) и др.
Эти большей частью датированные подлинные документы самого разнообразного содержания охватывают все стороны личной, экономической и общественно-политической жизни того времени. Для характеристики идеологической подготовки Христианства в эллинистической философии и иудействе важнее всего сочинения Филона Александрийского, «отца христианства», по выражению Энгельса, и «дяди христианства»— Сенеки; для 2 в.—«Вольтер классической древности» Лукиан; о восточных культах и религиозном синкретизме, помимо археологических памятников, материал у Плутарха, Апулея, Павсания, Лукиана, Фирмика Матерна, Климента Александрийского. Д л я понимания социальной сущности Христианства необходимо, конечно, изучить и христианскую литературу.
Кроме канонической литературы, творений отцов церкви и апологетов, большое значение имеет апокрифическая литература — иудейская и христианская,—поскольку она не подверглась церковной обработке и сохранила многие древние черты. В эту литературу входят апокрифические евангелия (Евы, от евреев, египтян, Маркиона, Фомы, Иакова, Василида, Валентина, Карпократа , Керинфа и др.), «деяния» (Фомы, Иоанна, Петра, Павла и Феклы и др.), «логии» (изречения Иисуса), христианские и иудейские апокалипсисы (Петра, Еноха , Варуха , IV кн. Ездры, Сивиллины книги и т. д.). Литература эта известна гл. образом по цитатам у церковных писателей и по папирусным отрывкам. О ересях и сектах писали Ириней (вторая половина 2 в.), Тертуллиан (род. ок. 160), Ипполит (первая половина 3 в.), Евсевий (прибл. 2G0—340) и особенно Епифаний (4 в.).
К древнейшей христианской литературе относятся писания так наз. «мужей апостольских»—Варнавы, Климента Римского, Игнатия, Поликарпа, Юстина Философа (вторая половина 2 в.). Для истории организации христианских общин середины 2 в. важны «Дидахэ»—руководство для христианских общин—и «Пастырь» Ерма. Древнейшие апологеты 2 в.—Афинагор, Аристид, Татион, отчасти Тертуллиан. Много материалов о раннем Христианстве содержат сочинения Климента Александрийского (150—215). Значительный интерес представляет антихристианская литература древности. Здесь первое место принадлежит Лукиану («О смерти Перегрина»), Цельсу, сочинение которого «Alethes logos» почти целиком цитируется у Оригена, и Фронтону («Октавий» Минуция Феликса). Подлинных христианских документов 1— 2 вв. не сохранилось. Древнейшее христианское письмо на папирусе относится к концу 3 века. Христианские надписи также не древнее 3 века. Наконец христианские катакомбы также не дают достоверного материала древнее 3 века (см. Евангелия, Апокрифы, Канон, Апологеты, Отцы церкви).
Социально — экономические причины возникновения Христианства.
Согласно богословской традиции, основанной на евангельской мифологии, Христианство возникло в Палестине в правление императора Тиберия как учение богочеловека Иисуса Христа, распятого в Иерусалиме в 33 году. Научный анализ истории происхождения Христианства показывает, что эти богословские утверждения в корне ложны. Иисус Христос (см.)—существо мифическое, как и большинство евангельских персонажей, а первые христианские общины появились не в Палестине, а среди евреев, живших в эмиграции, в диаспоре (см.). Христианство возникло в условиях разложения античного рабовладельческого общества. Внешний блеск и военное могущество Рима 1 и 2 вв. прикрывали глубокое внутреннее разложение, начало распада всех связей, на которых держалась римская мировая держава. Римское общество целиком покоилось на рабстве. Но помимо основного антагонизма» между рабовладельцами и рабами развитие частной земельной и движимой собственности вызвало резкие противоречия внутри привилегированного класса свободных.
Последний век республики проходит под знаком ожесточенной борьбы между крупными собственниками и все более нищавшим мелким крестьянством; борьба эта, принимавшая временами характер гражданской войны и закончившаяся диктатурой цезарей, разлагала античное общество, но существенно не затрагивала самой системы рабства; ведь рабы, по выражению Маркса, служили лишь пьедесталом для борьбы, разыгрывавшейся внутри привилегированного меньшинства. Разложение в античное общество вносил и развившийся купеческий и ростовщический капитал. Но в условиях античного общества «влияние торговли и развитие купеческого капитала постоянно имеет своим результатом рабовладельческое хозяйство» (Маркс , Капитал, т. III, 8 изд., стр. 232) и не могло привести к созданию нового типа производственных отношений.
Разложение рабовладельческого хозяйства сказывается уже в начале существования империи в том, что рабство становится экономически невыгодным. Рабский труд, основанный на беспощадной хищнической эксплуатации раба,—труд, очень мало производительный. Он был экономически выгоден тогда, когда он был дешев благодаря обильному притоку рабов в результате удачных походов, когда хозяйство было по преимуществу экстенсивное, когда низкая производительность труда компенсировалась численностью дешевых рабов. Но когда тогдашний мир, orbis terrarum, в основном был завоеван Римом, приток рабов извне сократился и стоимость раба поднялась, а развитие ремесла интенсивных форм сельского х-ва потребовали квалифицированной рабочей силы, применение рабского труда стало невыгодным. Мелкие землевладельцы, задыхаясь под тяжестью налогов и поборов, ростовщических процентов, кабальных обязательств, должны были поддерживать свое существование каторжным трудом, еще более подчеркивая низкую производительность рабского труда; но в то же время рабский труд своей дешевизной конкурировал с трудом свободного земледельца и ремесленника, еще более принижая и без того крайне низкий жизненный уровень их.
При всем том сохранялся выработавшийся в рабовладельческом обществе взгляд на труд, как на занятие, недостойное свободного человека. «Неблагородны и презренны промыслы поденщиков и всех тех, кто продает свою работу, а не искусство, ибо само получение платы служит задатком на рабство»,—писал Цицерон. Таким образом не только рабы, но и рабовладельцы и неимущие свободные испытывали неудобства рабства. Многие римляне отдавали себе отчет в этом. «Хуже всего,—пишет Плиний Старший, — обрабатывать землю при помощи рабов, да и все, что делают отчаявшиеся люди (ничего не стоит)»; а Плиний Младший как передовой хозяин считал невыгодным пользоваться трудом закованных рабов. Пытались ввести кое-какие реформы—снабжали рабов некоторым фондом и предоставляли им хозяйствовать самостоятельно с тем, чтобы они отдавали заработок хозяину, но оставляли кое-что и себе; сажали раба на землю на правах полусвободного арендатора; наконец, просто отпускали на волю рабов, ставших обузой; последнее явление приняло столь массовый характер, что уже при Августе был издан указ, ограничивающий право отпуска на волю рабов.
Иудейские восстания 1 и 2 вв. свидетельствуют о глубине отчаяния, заставлявшего еврейские народные массы браться за оружие против своих и чужеземных угнетателей. И господствующие классы Рима, в интересах которых создалась императорская власть, ли бесправны по отношению к этой власти, которая воспринималась как неотвратимая необходимость. Таким образом все классы общества все больше проникались чувством собственной беспомощности, бессилия перед гнетущими общественными силами. Это чувство породило и питало упадочнические настроения, мистику и всевозможные суеверия, яростно бичуемые в сатирах Ювенала и зло осмеянные Лукианом. Сохранившиеся многочисленные т. н. «магические папирусы» показывают, как широко была распространена в разных слоях населения жажд а чудесного избавления.
Бегство от жизни в область мистики, стремление найти спасение в слиянии с божеством привели к широкому распространению культов восточных богов-спасителей; толпы бродячих проповедников и шарлатанов пропагандировали на улицах городов этих «спасителей» от всех зол. Но, ка к говорит Энгельс («Бруно Бауэр и раннее христианство»), «пересадка восточных религиозных культов в Рим только повредила римской религии, но задержать упадок восточных религий она не могла» (Марк с и Энгельс , Соч., т. XV, стр. 608). Нивелирующ а я сила Рима сказалась и здесь. Таким образом Римская империя во второй половине 1 в. представляла картину «всеобщего экономического, политического, умственного и морального разложения»; продуктом этого разложения, фантастическим выражением бессилия и безысходности явилось Христианства, которое закрепило, освятило и оправдало это бессилие.
Своим учением о воплощении и искуплении, о рае и аде, о всеобщей греховности и страшном суде Христианство дало страждущим и обремененным ту духовную сивуху, в которой они топили свои мечты о человеческой жизни. А своим отказом от свойственной национальным религиям обрядности оно отвечало потребности в новой мировой религии, годной для всех наций, уравненных в бесправии перед могучим Римом. Мрачной действительности Христианство противопоставило тысячелетнее царство праведников, которое на первых порах мыслилось в весьма реальных земных чертах. Второе пришествие Христа и наступление тысячелетнего блаженства должно было произойти в самом ближайшем будущем. «Се гряду скоро»,—говорит от имени бога, грозного мстителя, автор самого раннего христианского произведения «Апокалипсис». Так в извращенном религиозной фантазией виде отразило раннее Христианство «живую, хотя по отношению к внешнему миру и бессильную ненависть» (Энгельс ) рабов и других угнетенных слоев населения.
Отвлекая от действительной классовой борьбы трудящиеся и угнетенные массы античного общества, Христианство в то же время мобилизовало их на борьбу со старыми религиями, разогревало их фанатизм несбыточными надеждами на божественные награды на том свете. В этом смысле Христианство выступает как боевое движение, тем более реакционное, чем фанатичнее и непримиримее были его последователи. Христианство не было единственной религией, в которой искали прибежища выбитые из колеи и неспособные к борьбе классы римского общества; наряду с ним существовали и старые античные религии, воспринявшие новые элементы с Востока в виде учения о боге-спасителе; возникали и новые, преимущественно синтетические культы (Сераписа, Гермеса-Тота и др.). Но Христианство было наиболее ярко выраженным продуктом разложения общества; разложение это, приводившее другие религии к упадку, являлось как-раз питательной средой для Христианства.
Религиозные реформаторы типа Аполлония Тианского, пытавшиеся оживить старую эллинскую религию или религии Востока, стремившиеся сохранить свой традиционный культ, не могли в новых условиях иметь серьезного успеха. Только религия Митры долгое время оспаривала у Христианства претензии па мировое господство. Но митраизм не отвечал потребности обездоленных и угнетенных найти выход из этой юдоли печали, к тому же он не был проникнут тем боевым духом фанатической непримиримости и пламенной верой в близкое «тысячелетнее царство». Поэтому митранзм не мог устоять в борьбе со своим конкурентом—Христианством, тем более, что к таинствам Митры не допускались женщины, которые занимали в раннехристианской пропаганде значительное место. Идеологически Христианство было подготовлено эллинистической философией, которая также отразила упадок и разложение античного общества.
Старые философские школы хирели; платоновская академия, по свидетельству Сенеки («Naturales Qùestiones», VII, 32), совсем отмерла; эпигоны аристотелевской школы перипатетиков занимались преимущественно филологическими изысканиями; эпикурейская школа после гениальной поэмы Лукреция не дала ничего, стоящего внимания. Философия вырождалась в пустую риторику или в мистическое богословие. Расцвела школа стоиков, перенеся центр своего внимания в область богословия, которым окрашена ее этика. Из философии Платона и пифагорейцев были извлечены наиболее реакционные мистические идеи, которыми компиляторы начиняли свои туманные учения. Рядовые философы (их красочно описал Лукиан в диалогах «Vitarum auctio», «Piscator» и др.) превратились в жалких бродячих проповедников и подчас шарлатанов, которые вульгаризировали ходкие религиозно философские доктрины.
Вульгаризированная философия и была усвоена ранним христианством. Большое значение для формирования Христианства имела стоическая философия, проповедовавшая самоотречение и презрение к земным благам. Современник Нерона, философ Сенека, которому обладание огромным богатством облегчают проповедь смирения и самоотречения для других, учил, что «тело—бремя души и наказание для него», что «мгновения смертной жизни лишь прелюдия для другой, лучшей и более долгой жизни». «Что такое римский всадник, или вольноотпущенник, или раб?—пустой звук… Подняться на небо можно и из закоулка ‘ Воспрянь только и вообрази себя тоже достойным бога». Так стоики пытались утешить «страждущих и обремененных». Но особенно многим Христианство обязано той своеобразной смеси философии Платона с иудейским богословием, которую дал философ первой половины 1 в. Филон Александрийский. Но Филону, материальный мир, в том числе и природа человека,—нечто низменное, греховное, недостойное абстрактного божества; тело—темница (desmoterion) души, к-ра я грязнится от соприкосновения с телом.
Но между богом и материей существует посредник Логос—искупитель и божественный мессия; Логос «не является ни нерожденным, как бог, ни рожденным, как мы, а занимает середину между этими крайностими» («Quis rerum divinaruia heres», 206 Cohn.); «первородный его Логос—старший ангел, как бы архангел, выступающий под многими именами» («Не confusione linguarum», 146 Cohn.); он—«проситель за смертное, тоскующее по нетленному, посланник предводителя к его подчиненным» («Quis rer. div. her.», 205 Cohn.); путем аскетизма и самоотречения греховный человек может при посредстве Логоса очиститься от греха, и дух его, томящийся в оковах плоти, может вознестись к богу. Поэтому спасения легче может добиться бедняк, не преданный мирским наслаждениям и не связанный богатством. Эти идеи нашли благодарную почву в еврейской диаспоре (см.). Роль диаспоры к распространению Христианства. Большую роль в формировании и распространении Христианства сыграла диаспора.
Военная политика Рима, разорявшего покоренные провинции, продававшего в рабство целые города, нивелирующая сила империи, разлагавшей старые национальные уклады, приводила к рассеянию покоренных наций, к утрате национальной культуры и национальной религии. С другой стороны, развитие торговых сношений в период завоевательных войн Рима содействовало расселению во всей империи утративших самостоятельность национальностей. Еврейская диаспора датируется еще со времен завоевания Палестины Ассирией и Вавилонией, когда массы евреев выселились в Египет, Месопотамию и Персию. К 1 в. многочисленные евр. общины существовали в Месопотамии, Сирии, М. Азии, Аравии, Египте, Киренаике, Сев. Африке, Испании, Германии, Греции, Италии.
Надпись 81 года, в которой еврейка сообщает об отпуске на волю своего раба, свидетельствует о наличии еврейской «синагоги» (общины) в Пантикапее (Керчь). В диаспоре евреи сохраняли слабую связь с Иудеей. Иудейские восстания носили местный характер и только восстание при Траяне нашло по-видимому отклик в Египте. Мессианизм, носивший в Палестине еще воинственный характер, скрывавший под фантастической религиозной оболочкой и национально-демократическими лозунгами устремления боровшихся за свою самостоятельность торгово-ростовщических групп еврейских рабовладельцев, в диаспоре принял иные черты— чаяние мессии неземного, который придет или даже уже пришел, чтобы уготовить путь грядущему царству божьему. В диаспоре евреи соблюдали обрезание, субботу и некоторые другие обряды и формально продолжали считать Иерусалим центром своего культа.
Однако со 160-х гг. до хр. э. до 73 хр. э. существовал храм в Леонтополе в Египте, основанный по образцу иерусалимского храма беглым первосвященником Онией. И в области культа сказалась нивелирующая сила Рима: разрушив, по выражению Энгельса, «унаследованные общественные формы, стародавнее политическое устройство и национальную независимость», она разрушила и «связанную с ними религию» (Ma р к с и Энгельс , Соч.,т . XV, стр. 607). Греческий перевод библии (септуагинта) был принят во всей диаспоре, основные молитвы в синагогах читались по-гречески. На евр. могилах вплоть до 6 века надписи делались исключительно на греч. и лат. яз. Даже для пропаганды иудаизма использовались «языческие» образцы (Сивиллины книги). Идеологи иудаизма подпадают под влияние греч. философии. По свидетельству Филона, многие понимают закон лишь как символ «вещей умопостигаемых».
Экзегетика Аристовула, IV книга Маккавеев, «История евреев» Артапана наглядно показывают то смешение рационалистического вульгаризированного иудейства и вульгарной греч. философии, которое подготовило почву для восприятия первоначально-христианских идей греками и римлянами. Именно в диаспоре возникли вера в бессмертие души и еврейский монотеизм как иудаизированный продукт позднейшей греч. вульгарной философии. Это способствовало успеху пропаганды иудаизма, давшему повод Сенеке сказать, что «побежденные навязали свои законы победителям». Эта пропаганда проложила пути и каналы для пропаганды Христианства. Таким образом вера в единого бога, в небесного мессию-спасителя, в бессмертие души, упрощенная обрядность, элементы, характеризующие по преимуществу Христианство, были подготовлены в диаспоре, где успехом пользовались и культы других богов-спасителей и «единых» богов. Понятно поэтому, что автор древнехристианского произведения «Апокалипсис» обращается исключительно к малоазиатским общинам, а на составленной богословом Гарнаком карте распространения Христианства в конце 2 в., вопреки церковной традиции, фигурируют почти исключительно города М. Азии и Во сточной Эллады.
Буржуазные историки о происхождении Христианства.
Буржуазные историки отрицают рабовладельческую формацию и рабство как основное, ведщее противоречие в античном обществе. Их излюбленный прием—модернизация античности. Еще Маркс в «Капитале» смеялся над «нелепым утверждением, что в античном мире капитал был вполне развит,—нахватало только свободного рабочего и кредитных учреждений» (Мар к с, Капитал,т. I, 8 изд., стр. 110, см. подстрочи, прим.). Почин в этой модернизации античности принадлежит Т. Моммзену, который хотел таким путем «свести древних с фантастического пьедестала… в реальный мир». По его стопам пошли Марквардт. Л. Фридлендер («Darstellungen aus der Sittengeschichte Roms») и особенно Г. Ферреро, который в своем многотомном труде «Величие и падение Рима» доводит модернизацию до абсурда.
Крупнейший буржуазный историк Э. Мейер прямо говорит, что древний мир выработал вполне современную культуру, что культуру эллинистической эпохи «следует представлять себе вполне современной во всех отношениях («Экономическое развитие древнего мира», СПБ, 1898, стр. 11, 75). Классовый смысл этой теории—показать, что капитализм и его религия—христианство—высший предел человеческой культуры, дальше которой человечество идти не может. У Э. Мейера эта мысль прямо выражена: «С падением древнего мира развитие начинается сызнова и снова возвращается к тем первым ступеням, которые уже давно были пройдены» (там же, стр. 11). Выполняя социальный заказ буржуазии—увековечить капиталистическую систему,—историки рисуют эпоху начала империи (1—2 вв.) как величайший расцвет хозяйственной жизни и Христианства как высший продукт этого расцвета. «Для Малой Азии, Фракии, Иллирии, Сев. Африки римское владычество обозначает эпоху их наивысшего расцвета»,— пишет Э. Мейер; и в другом месте: «Римская империя дала миру эпоху глубочайшего спокойствия» (стр. 79).
Правда, он вынужден призвать, что «признаки разложения обнаруживаются во всех областях уже в самую счастливую эпоху всемирной истории», во время Антонинов. Но причину этого разложения он видит в том, что культура получила слишком большое распространение в массах и т. о. растворилась. Столь же беспомощен в объяснении падения Рима О. Зеек («Geschichte des Unterganges der antiken Welt»), видящий основную причину разложения империи в «гибели наилучших во время проскрипции». А. М. Ростовцев в работе, написанной в 1925 («The Social and Economic Life of the Roman Empire»), вынужден признать свое бессилие объяснить гибель античной культуры. При таких предпосылках буржуазные историки не могут объяснить происхождение Христианства; тот же Мейер в своем трехтомном «Ursprung und Anfänge des Christentums» (1923—24) шагнул на несколько десятилетий назад даже по сравнению с либеральными протестантскими богословами.
По-видимому самое раннее Христианство, представлявшее собой одно из тех течений в месс ионической диаспоре, которое отвергало культ мессии как бойца за освобождение евреев из-под власти римлян и противопоставляло ему культ мессии как искупителя грехов всех людей, признавало все же эти пищевые запреты и обрезание, отвергнув только обязательность посещения иерусалимского храма и библейскую теократию. Но скоро в той же диаспоре образовались более эллинизированные христианские группы, к-рые стали отрицать обязательность пищевых запретов и обрезания по крайней мере для христиан из эллинов и прочего иудейского населения тех сирийских и малоазиатских городов, где возникло Христианство.
Со вхождением в Христианство большего количества эллинов эта группа получила преобладание, а сторонники первого направления замкнулись к началу 2 в. в обособленные секты, частью сохранившие прежнее, общее всем христианам наименование назареян, частью получившие название эбионитов (Евсевий , Церковная история), что значит «бедные», «убогие» и указывает на социальный состав этих сектантов. Эбионитские секты дожили до 5 века, когда растворились п манихействе. Догмат о «Богочеловеке», являющийся основным в Христианстве, был создан в ожесточенной борьбе между различными течениями раннего Христианства (подробно об образовании мифа о Христе см. Иисус Христос). Церковный историк начала 4 в. Ёвсевий Памфил передает в своей «Церковной истории» сохранившееся до его времен предание, что среди эбионитов было два течения по вопросу о Христе. Одни считали его за пророка типа библейских, хотя и высшего среди них, другие— за какое-то полубожественное существо.
Во 2 п. со вхождением в ряды христиан представителей зажиточных групп городского населения, среди которых встречалось немало гностиков, или «ученых», начинаются попытки уточнить учение о Христе, этом бледном и мифическом образе божественного спасителя, доставшемся в наследство Xристипнам второго века от христиан первого века. Ставятся вопросы об отношении Христа к богу и миру и об отношении бога к миру. Гностики (наиболее известные из них Сатурнин, Карпократ, Коринф, Василид, Валентин) были представителями того религиозного синкретизма, который сложился на базе оживленной торговли Римской империи с Востоком и являлся попыткой синкретического объединения культов богов спасителей из религиозно-философских систем Индии, Ирана. Вавилонии, Египта’, античного мира и иудейского мессианства.
Для гностиков бог—бесконечное существо, пребывающее вне мира в абсолютном покое, в небытии, в плероме, напоминающей несколько буддистскую нирвану. Творец мира, демиург,— злое божество. Он добывает частицу бога, при помощи которой одухотворяет мир. Смысл дальнейшего существования—вернуть эту божественную частицу опять богу. В этих целях в мир и являются Христос и Иисус, которые в одних гностических системах понимаются тождественно, в других различно. Гностики проповедывали крайний аскетизм, но были движения, которые в борьбе с материей выдвигали и крайнюю разнузданность (николаиты, карпократиане)’. Гностицизм никогда не был широким общественным движением в христианстве и оставался уделом немногих замкнутых групп. Но на христианскую теологию он сильно повлиял, внеся сюда в частности первые элементы культа троицы, широко распространенного в индусских, иранских и египетских культах. Бог, София, или божественная мудрость, и Христос гностических систем привели к зачаткам учения о троице.
Уже в конце 2 и начале 3 вв. встречается т. н. апостольский символ, в котором проповедуется крещение во имя отца, сына и духа. Но отношение этих лиц в троице можду собой еще не определено. Из других сект 2 в. можно отметить еще маркионистов (см. Маркиоп) и монтанистов. Первые, популярные гл. обр. среди купечества римско-эллинских городов, примкнувшего к христианству (сам Маркион, по преданию, был купец), резко разорвали с библейскими традициями, которые содействовали обособлению и замкнутости. Монтанисты никакой новой догматики не выдвигали, а боролись против преобладания епископов, считая их власть новым явлением в христианстве. Последствием этой борьбы было утверждение епископами на рубеже 2 и 3 вв. церковного догмата об апостольском преемстве епископов. Согласно догмату, Христос назначил 12апостолов управлять всей церковью, а эти назначали епископов. Апостольский символ и идею апостольского преемства епископов мы находим ясно выраженной уже в сочинении против ересей Ирипея Лионского (на рубеже 2 и 3 вв.).
В 3 в. в Христианстве борятся гл. обр. два направления: одно — отстаивавшее старый библейский монотеизм, другое—выдвигавшее в противовес культу библейского бога культы Христа и духа святого (см. Антитринитарии). Начинают складываться основы учения о троице, на которое сильно влияют близко родственные Христианству религии, в особенности митраизм. Кроме того продолжающаяся еще борьба остатков харисматического Христианства с епископами и усложняющейся церковной иерархией вызывает несколько местных расколов, получающих б. или м. широкое распространение (новициане, донатисты). В этих сектах находят свое религиозное отображение остатки демократической оппозиции рядовых масс клиру и поддерживающему последний состоятельному христианству. Особенно выделяется в этом отношении образовавшаяся на рубеже 3 и 4 вв. секта циркумцеллионов (см.).
В 4—8 вв. Христианство, к которому примкнули уже императоры и правящая землевладельческо-военная и служилая знать, становится господствующей религией империи. Борьба различных церковных направлений становится в этот период борьбой за власть не только в церкви, но и в государстве, что придает ей особенно ожесточенный характер. В догматических спорах 4—8 веков можно усмотреть ряд прикрывавшихся ими общественно-политических движений в Римской империи и ее преемнице Византии. Примером может послужить хотя бы арианство, которое после своего кратковременного преобладания при императоре Констанции (337—361) было отвергнуто и повсеместно гонимо в империи, но немедленно же принято вандалами и готами, прикрывшими им свою борьбу с империей в 5, 6 и даже части 7 вв. (вестготы в Испании). С догматической стороны ереси и секты 4— 7 вв. являются продолжением тринитарных (о троице) и христианских (о природе Христа) споров 3 в.
Они могут быть разделены на два главных направления—арианское и монофизитское—и ряд промежуточных компромиссных между ними форм. Первое подчеркивало в мифах о Христе антропоморфные (человекообразные) моменты; второе выдвигало божественность Христа. Это последнее направление, продолжавшее еще традиции докетов 2 века, было особенно популярно среди земледельческого коптского населения Египта и отсюда получило распространение в эфиопской (абиссинской) церкви. Промежуточные течения [никейцы, несториане, монофелиты, римско-византийское «православие» до эпохи разделения церквей (см.) стремились в той или иной степени согласовать эти противоречия. В этих целях созывались так называемые «вселенские соборы» и установлены были канонические новозаветные писания (см. Канон, Иисус Христос, Евангелия, Антитринитарии, Арианство). 8—• 9 века в истории христианских расколов должны быть отмечены движением так называемых иконоборцев (см. Иконоборство), движением, возглавлявшимся императорской властью и направленным против монастырского землевладения.
Особо нужно поставить также среди христианских ересей 4—8 вв. т. и. манихейство (см.) и его продолжателей в раннем средневековьи— павликиан, богомилов, катаров. Явившееся в персидской сассанидской монархии 3 в., манихейство в своей основе было не разветвлением христианства, а самостоятельной новой религией, правда, возникшей на почве того эсхатологического религиозного синкретизма, на почве которого за два века перед тем образовалось и христианство. Попав в римскую империю в начале 4 века, манихейство застало христианскую церковь уже господствующей в государстве религиозной организацией и было загнано христианским клиром в подполье. Здесь оно в течение 4—6 вв. приняло христианизированную форму и слилось со многими гонимыми сектами. Остатки прежних сект первых трех веков вошли в него почти полностью и растворились в нем. Удержались только большие сектантские разветвления, вроде монофизитской, несторианской, арианской церквей. В результате всего этого получилось, что в христианстве первой половины средневековья образовались собственно две религии—одна господствующая римско-византийская церковь (впоследствии расколовшаяся), другая — тайное, подпольное манихейско-христианское сектантство, отдельные общины которого однако умели поддерживать между собой связь на довольно широкой периферии.
Действительно, как мы видим из дошедшей до нас тогдашней христианской литературы, напр. из «Откровения Иоанна», раннее Xристианство не имело почти никаких обрядов. Часть христиан из иудеев продолжала держаться моисеева «закона Ягве», остальные же, большинство, соблюдали некоторые главные иудейские праздники (пасху, пятидесятницу); вместо субботы имели свой «день господень», падавший у разных общин на разные дни недели и отмечавшийся общинным пиршеством—ужином; ужин этот («вечеря») тогда еще не соединялся с позднейшим таинством причащения, делался в складчину и состоял из хлеба, вина и овощей (мясо для большинства христиан по их бедности было недоступно); кроме пиршеств праздничные общинные собрания христиан сопровождались также совместными молитвами, песнопениями, проповедями и поучениями, пророческими экстатическими выступлениями, включая сюда и «глоссолалию—языкоговорение», чтением «священного писания», а также «посланий», писем, которыми обменивались иногда общины друг с другом; в некльлрые дни соблюдались пост и половое воздержание. Ни крещения, ни причащения, ни многих других религиозных обрядов и культовых предписаний, играющих большую роль в Xристианстве, мы здесь еще не видим: они—продукт более позднего времени и последующего развития Xристианства, когда в христианские общины усиливается приток бывших приверженцев различных «языческих» религий.
Поклонники фригийского Аттиса и Кибелы, египетской Изиды и Озириса, митраисты и т. д. приносят с собой наиболее близкие и привычные им элементы своих былых религий и культов, связывают их со своими новыми представлениями и мифами об Иисусе Христе. Новозаветная каноническая литература, а также и в особенности «Дидахэ», произведения Тертуллиана и др. церковных авторов 2—3 вв. определенно говорят нам, что именно со 2 в.. в Xристианстве появились и начали играть видную роль различные «таинства» с крещением и причащением в центре. Совершение обоих этих таинств считалось тогда уже обязательным для — принятия кандидатов в число полноправных членов христианской общины. При этом крещение, не без влияния со стороны фригийского культа Аттиса и Кибелы соединялось с двойным миропомазанием крещаемого и с возложением на него рук для магического очищения принимаемого в «лоно церкви» от грехов, для освобождения его от сатаны, злых духов и их «скверны» и для низведения на него «благодатных даров св. духа».
Таинство причащения, воспринявшее в себя ряд существенных элементов из митраизма, носило характер обрядового вкушения «плоти и крови» божества с целью тесного мистического общения с ним. Совершение этих таинств связывалось у христиан обычно с днями крупных годовых и еженедельных праздников. Самый праздничный календарь христиан в это время тоже усложнился и обогатился: пасха потеряла свои былые иудейские черты, соединилась с многодневными весенними языческими празднествами «смерти и воскресения» многоименного «страдающего, умирающего и воскресающего» божества, распалась на «страстную седмицу» и на «пасху воскресения Христова» и сделалась главным христианским праздником. Определенное влияние на выработку всего этого обрядового содержания пасхи оказали соответствующие празднества из широко распространенных тогда в Римской империи культов фригийского Аттиса и финикийско-сирийского Адониса:
Была оставлена в календаре, но подвергнута новой обработке и новому истолкованию иудейская «пятидесятница», или «троица», в обоснование которой был создан миф о «сошествии св. духа на апостолов» (см. «Деяния апостолов»). Во 2—3 веках был принят александрийско египетский январский праздник «богоявления» синкретического греко — египетского божества. Диониса-Озириса-Эона-Века, позднее в 4 веке оформившийся в «крещение господне». В 4 в. церковью, заключившей союз с римской императорской властью, был окончательно принят в свой календарь и выдвинут на видное место бывший общегосударственным зимний митраистический праздник «дня рождения непобедимого Солнца-Митры», который отныне стал именоваться «рождеством христовым». В том же 4 в. церковь ввела в свой календарь также местный римский «языческий» праздник февральского магического «очищения» городов и полей в конце года (год некогда начинался с марта) и наделила его названием «сретения господня» и «дня очищения Марии».
Был введен т. н. «великий пост» перед пасхой по примеру и под влиянием «языческих» мистериальных религий и культов, особенно Митры, Аттиса и Адониса. Богослужебная сторона праздничных дней усложнилась и оформилась: соединенные с таинством причащения воскресные и др. общинные собрания и ужины-вечери христиан видоизменились и развились теперь в сложное церковное богослужение, в литургию, или обедню. К литургии были присоединены еще другие «службы», и все это стало отправляться теперь только «клиром»—духовенством при пассивном участии остальной рядовой массы верующих. Культовое почитание и поклонение христиане отныне стали воздавать не только, ка к раньше, мифическому Иисусу Христу, но и ангелам, «богоматери», различным мученикам и прочим «святым». В связи с этим стали развиваться у них также культы икон, мощей, «святых мест» и т. д. Непременной принадлежностью культа именно с этого времени делается у христиан также крест как магическое средство против «нечистой силы», широко распространенное среди многих народов древности и восходящее своими корнями к первобытному культу огня. Многочисленные эти и другие элементы различных религий и культов, господствовавших среди разноплеменного населения мировой римской империи, вливались в Xристианство, наделяли его новым обрядовым содержанием и тоже придавали ему мировой характер.
Тертуллиан заявлял, что в их религии имелось все, что почиталось «всегда, везде и у всех народов». Возникновение клира. Христианская церковная организация возникла не сразу. Древнейшие христианские общины в 1 в. и отчасти и во 2 в. вообще были слабо организованы и связаны друг с другом. Постоянного жречества вроде позднейшего клира первое время не было. Все христиане считали себя святьши. Только к концу 1 века, к эпохе возникновения «Дидахэ», намечаются первые руководители в лице странствующих пророков и апостолов. По своему социальному положению это—- выходцы из различных слоев тогдашнего общества, можно сказать, зачастую деклассированный элемент, типа лукиановского Перегрина или тех странствующих матов, которые так часто встречались в эпоху упадка Римской империи. Это был люд бывалый, не чуждый шарлатанских фокуснических приемов. В христианских общинах они выступают прежде всего с «чудесами», чем особенно импонируют суеверной народной массе. Христиане считали этих людей («Дидахэ», гл. X I и след.) особыми божьими избранниками.
Этому способствовало очень популярное у древних христиан учёнее о «харизме», заимствованное ими у мессианических общин диаспоры и у тайных античных мистических союзов типа элевсинского братства. Под харизмой понимался особый дар проповедывать, предсказывать, совершать чудеса, якобы даваемый богом некоторым людям. Лица , претендовавшие на руководство христианскими общинами, выдавали себя за обладателей таких «харизм», откуда и термин «харизматики», который иногда прилагают к ним. С течением времени среди этих харизматиков образовалась некоторая специализация: апостолы, пророки, дидаскалы (учителя) и некоторые другие более мелкие персонажи. Их уже хорошо знают памятники христианской письменности на рубеже 1 и 2 веков, например «Дидахэ». Различие между этими видами харизматиков однако было небольшое. Все они занимались чудесами и проповедью. Главенство принадлежало, как об этом свидетельствуют «Дидахэ» и «Пастырь» Ерма, пророкам; это были такие харизматики, которые предсказывали будущее.
Апостолы были заимствованы Христианством у евреев диаспоры, где этим термином обозначались лица, переходившие из общин в общины со сборами на иерусалимский храм. У христиан они сборов на храм уже не делали, а выполняли функцию связи между общинами, попутно проповедуя Христианство на новых местах. Все источники—и «Дидахэ», и «Пастырь» Ерма, и «Послание» Варнавы, Лукиан Самосатский и т. д.,—касавшиеся организационного устройства первых христиан, единогласно сообщают, что в начале 2 в. христиане высоко чтут этих харизматиков. Но при всем том их положение было непрочно. Они не были в полном смысле этого слова юридически установленными должностями, как позднейший клир. Такие должности образовались в христианских общинах лишь тогда, когда в них вошел более состоятельный элемент, начавший организовывать в общинах свое господство над более бедными массами. Что же касается харизматиков, то их власть не отличалась ничем от простого личного влияния и легко могла быть поколеблена любым неосторожным шагом, как показывает пример лукиановского Перегрина, который лишился своего большого авторитета у христиан только потому, что съел запрещенную пищу.
Со вхождением в Христианство во 2 в. многих лиц из зажиточных слоев городского населения империи развивается новая форма организации христианских общин—возникает клир и епископская власть. При их посредстве зажиточная часть христиан закрепляет в общинах свое преобладание над остальной массой верующих. Собственно зачатки клира в виде епископов и дьяконов встречались в самом раннем Христианстве и были заимствованы им из античных религиозных союзов. До начала 2 в. это были не жреческие (в смысле руководства богослужением), а чисто хозяйственные должности. Дьякон (от диакония—по-гречески служение) означал вообще прислужника за христианскими религиозными трапезами. Термин епископ был заимствован из греческого административного права. Епископами в Афинах назывались лица, заведывавшие в Пирее складами корабельных принадлежностей. В религиозных греческих обществах так назывались заведующие кладовыми. И у христиан епископы первонатально были кладовщиками, хранившими затаен для религиозных пиршеств. При этом епископов в каждой общине до середины 2 в. было по несколько человек.
Со вхождением в Христианство состоятельных людей у общин появились кассы. Епископы превратились в кассиров. Заведывание кассами быстро подняло авторитет епископов. В середине 2 в. мы уже видим в каждой общине не более одного епископа; в его руках и общинная касса. Диаконы же остались в’прежней роли простых прислужников за общинными трапезами и в церковной кладовой и стали низшими, подчиненными епископу агентами его власти. Пресвитеры первоначально встречались в иудейско-христианских общинах, откуда впоследствии распространились и в прочих общинах древних христиан. Первоначально этот термин употреблялся лишь в качестве почетного отличия. Его носители не отправляли никаких общинных функций. В своем буквальном значении слово «пресвитер» было однозначно со словом «старейший» и повидимому первоначально и прилагалось к старейшим по возрасту или по времени вступления членам общин. На богослужениях пресвитерам отводили почетные места.
Со вступлением в Христианство во 2 в. значительного числа зажиточных лиц титул пресвитеров стал прилагаться к ним, и пресвитеры из возрастной группы превратились в социальную группу более состоятельных, а следовательно и влиятельных христиан. Они сближаются с епископами, которых обычно и выбирают из их среды или по их указаниям. Источники середины 2 века (например апологетики) изображают пресвитеров управляющими вместе с епископами делами общин и на богослужебных собраниях возлежащими вместе с ними на почетных местах. Отсюда был лишь один шаг к активному участию епископов и пресвитеров в богослужении и оттеснению ими здесь харизматиков на второй план. Уже в «Пастыре» Ерма пророки могут учить лишь под контролем епископов и пресвитеров. Так создалась новая священническая иерархия в христианстве. Зта священническая иерархия отобразила изменение социального состава христианских общин.
Нельзя однако сказать, чтобы простая масса верующих без всякого ропота приняла новый церковный порядок, совершенно закрывавший ей доступ к управлению общинной жизнью. Выразителями недовольства явились харизматики, пытавшиеся выдвинуть против епископов свой былой авторитет. Наибольшего развития достигла борьба харизматиков с епископами и стоявшей за ними священнической иерархией во второй половине 2 в. в движении т. н. монтанистов (см.), продержавшихся до начала 3 в. Исход борьбы был предрешен однако соотношением социальных сил, стоявших за спиной харизматиков и иерархии. В 3 в. епископы и клир уже прочно держат в своих руках управление церковью. Харизматики исчезли. Пророков иерархия вообще объявила не христианским явлением на том основании, что пророки якобы могли быть лишь до появления Христа. Сходным образом поступили с апостолами. Епископы (Ириней Лионский и др.) выдвинули теорию, что апостолами являются только те, кто лично видел Христа.
В это же время создается легенда о 12 главных апостолах, назначенных якобы Христом управлять церковью. На легенду о них повлияла библейская версия о 12 коленах израилевых. Кроме них считалось еще 70 апостолов, о которых говорят «Деяния». Исчезли в 3 в. и дидаскалы. Епископы объявили, что свою власть апостолы передали им (теория апостольского преемства епископов, наиболее горячим поборником которой был Ириней Лионский). В 3 в. появляются новые надстройки в христианской общине. Над епископами устанавливается власть митрополитов. Ее появление было обусловлено вхождением в ряды христиан в этом веке представителей римской провинциальной служилой и землевладельч. знати, внесшей в Xристианство ряд принципов административного устройства империи. В этом нее веке Xристианство проникает в деревню, сначала в имения христианских помещиков, что вызвало образование нового церковного чина хореепископов или сельских епископов. Митрополичье устройство христианской церкви почти всецело совпало с провинциальным делением Римской империи в 3 в. и после Диоклетиана.
Каждой провинции соответствовала митрополия, правителю провинции—митрополит. В 4—5 вв., после превращения Xристианства при императоре Константине I и его сыновьях в господствующую в империи религию, в церковной иерархии появляется еще один высший чин— патриарх. Общее число их установилось после некоторых колебаний в 5 человек: александрийский, антиохийский, иерусалимский, константинопольский и римский. Их выделение было обусловлено соперничеством за преобладание 4 политических, экономических и культурных центров в Римской империи 4—5 вв.: Александрии в Египте, Антиохии в Сирии, Рима на Западе и новой столицы империи Константинополя. Из уважения к традициям вселенские соборы выделили еще иерусалимских епископов. В 5 в. они тоже становятся патриархами, хотя большой роли ни в этом веке ни в последующие времена не играют.
Усилению патриаршей власти сильно содействовали т. н. вселенские соборы с 4 до 8 в. В католической церкви они имели место и позднее, последний—Ватиканский—в 1870. Вселенские соборы были съездами руководящих в те или иные эпохи в церкви митрополитов и епископов. Они выдавались за представительство всего Xристианства, но таковым в действительности никогда не были (см. Вселенский собор). Большое влияние на соборы оказывала императорская власть, обожествлению которой они не мало содействовали. Вселенские соборы укрепили влияние клир а на массы, монархическую власть, крепостничество, установили основы христианской догматики, культа, канон христианских священных книг (см. Евангелия, Цезарепапизм). На Востоке в греческой церкви развитие высшей церковной иерархии остановилось на патриархате. В некоторых национальных церквах (армянской) и на Западе оно пошло в феодальную эпоху еще дальше (см. Папство, Курия, Кардиналы).
Превращение Xристианства в государственную религию.
По церковной традиции Xристианство пришлось выдержать якобы целый ряд неслыханных испытаний и гонений со стороны римской императорской власти и ее местных представителей. Гонений этих церковь насчитывает около десятка и описаниями их мученических жерт в она заполняет многие страницы своих «житий святых». Однако, как надо было ожидать, мы имеем и здесь тенденциозное искажение исторической истины в отношении как самого числа «гонений», так и их размеров, характера и причин. Вообще каких-либо гонений чисто религиозного порядка ни республиканский ни императорский Рим не знал. Это касалось всех религий империи, в том числе и Xристианской. Первым из этих гонений церковь выставляет преследование христиан при императоре Нероне, в 64, когда в связи с пожаром Рима они якобы были обвинены в поджоге столицы и массами истреблены в цирке в угоду и на потеху толпе. Однако, как это установлено целым рядом беспристрастных историков, «гонение» это является церковным вымыслом, а соответствующий рассказ о нем в «Летописях» Тацита — христианской вставкой. Не заслуживают доверия церковные рассказы и о следующих пяти «гонениях», бывших якобы при императорах Домициане, Траяне , Марке Аврелии и др.
Первым серьезным выступлением против хри — стиан были мероприятия императора Деция (249—251), издавшего указ, чтобы все без исключения граждане империи засвидетельствовали свою верность ему присягой и жертвоприношением перед статуями римских божеств или его, императора. Ука з этот внес разложе — ние в ряды христиан,’обнаружи л и обострил классовые противоречия между богатым клиром и рядовой массой верующих. Начавшееся в связи с указом «гонение» было направлено гл. образом против богатого епископата. При императоре Валериане (253—259), в основном доброжелательно относившемся к христианам, под влиянием сенаторской партии был издан эдикт, направленный против богатых и знатных верхов христиан из сенаторов, всадников, епископов и видных чиновников, служивших при дворе. Эдикт этот носил политический характер, отражал собой внутриклассовую борьбу между родовой римской знатыю и знатью из провинциалов и каких-либо серьезных последствий для Xристианства в целом не имел.
Самое серьезное «гонение на христиан» произошло при императоре Диоклетиане и его ближайших преемниках, тянулось с перерывами с 303 по 311 и было вызвано чисто политическими причинами. Диоклетиан предпринимал решительные меры и проводил коренные административные реформы лишь с целью удержать от окончательного развал а переживавшую тогда острый экономический, политический и культурный кризис империю. Христианские верхи в лице высшего духовенства и других слоев воспользовались затруднительным положением центральной власти в своих интересах и вели враждебную Диоклетиану и его преемникам политику. Дело не могло обойтись без упорной борьбы с обеих сторон, в начале которой мы недаром видим двукратный поджог христианами императорского дворца в г. Пикомидии, а также ряд заговоров и восстаний. К этому времени христиане представляли собой внушительную силу.
Тертуллиан, церковный писатель конца 2 в. и нач. 3 в., пишет: «Мы, христиане, заполняем уже трибы, декурии, дворцы, сенат и площади». Если это заявление для времени Тертуллиана является преувеличением, то для конца 3 в. и нач. 4 в. оно уже до некоторой степени близко подходит к действительности. По мере распространения Xристианства, опираясь на фанатично настроенные и преданные новой религии слои населения, руководители хр. церкви еще во 2 в. и особенно в 3 в. стали играть видную роль в империи. Являясь представителями новой, неродовитой, преимущественно провинциальной денежной и земельной знати, выросшей на почве разлагающейся римской мировой державы, христианские епископы и прочие руководители занимали в провинциальных учреждениях высокие должности и решительно отвергали претензии старинной аристократии на власть и влияние. В этом смысле епископат в сущности проводил ту же политику, что и императорская власть, которая устраняла сенаторскую знать и ликвидировала пережитки республиканского Рима.
Еще в 4 веке самыми яростными врагами христианства были римские сенаторы. Немалое значение придавали христианской церкви ее богатства, которыми распоряжались епископы, сами бывшие богатыми людьми; церковь даже официально признала за благо, чтобы в епископы избирались богатые люди, которые хорошо ведут свои дела и следовательно будут хорошо управлять церковным имуществом. Известно, какими огромными богатствами владел «св.» Киприан, еп. карфагенский. Сохранившееся на папирусе подлинное письмо купца Примитина (конец 3 века) свидетельствует, что александрийский епископ Максим являлся банкиром, финансировавшим торговые операции между Римом и Александрией. Росту влияния христианской церкви содействовала также сплоченность ее организации, и недаром император Деций, первый «гонитель» христиан, заявил, по сообщению Киприана , что он предпочитает иметь в Риме двух претендентов на трон, чем одного епископа. Таким образом христиане во главе со своим влиятельным епископатом представляли крупную политическую силу в империи в 3—4 вв., и пренебрегать ею в эту эпоху острого социального кризиса и гражданской войны было нельзя тем более, что интересы церкви фактически совпадали с интересами императорской власти.
Неудивительно поэтому, что после нескольких попыток подавить христианскую церковь императоры- я з ы ч н и к и, Галерий и Константин, заключили с ней союз. Явившись фантастическим отражением в общественном сознании разложения античного мира, христианство освящало и оправдывало это разложение. Пройдя сложный путь развития в течение 3 веков, христианство стало идеологической силой, которая хотя и в превратных и фантастических формах отрицала старый античный мир с его узкими национальными перегородками, с его местными культами. Галерий в 311 поспешил особым эдиктом привлечь христиан на свою сторону. Его примеру последовал в 313 император Константин, определенно ставший на сторону христиан, хотя до конца жизни и продолжавший оставаться «язычником». Равнодушный к вопросам религии как к таковым, он в своих политических целях одинаково опирался то на христиан, то на «язычников» и до конца лавировал между двумя соответствующими политическими партиями. Ставшая у власти церковь позднее окружила его имя легендами, причислила его к лик у «святых» и даже наделила чином «равноапостольного».
Христианское духовенство окончательно и охотно перешло на службу государству и сделалось частью его аппарата. Начавшийся отсюда союз церкви с государством укреплялся дальше: сын Константина Констанции тремя новыми эдиктами (в 341, 353 и 356) запретил публичное совершение нехристианских жертвоприношений, а император Феодосий в конце 4 века назначил жестокие наказания за принадлежность к побежденному «язычеству». Воинствующая церковь . став у власти и опираясь на поддержку императорско
Загрузка ...