Социал -Дарвинизм. Борьба за существование. Жизнь и труды Чарльза Дарвина Вообще к роду Дарвинов и Веджвудов принадлежало много крупных врачей, путешественников, натуралистов, предприимчивых фабрикантов и политических деятелей. Дарвин родился 12 февр. 1809 в старинном городке Шpюcбери в семье состоятельного, пользовавшегося широкой известностью врача Роберта Уоринга Дарвина, сына знаменитого натуралиста 18 века Эразма Дарвина. Дед Дарвина по матери (Сусанна Веджвуд) Джосайа Веджвуд был создателем знаменитого англ. фарфора. Двоюродный брат Дарвина, основатель евгеники и биометрии, Франсис Гальтон был также внуком Эразма Дарвина по второй его жене.
Социал -Дарвинизм.
В 1818 Дарвин был отдан в т. н. «грамматическую школу» в Шрюсбери, в которой главное внимание отдавалось изучению древних языков. Впоследствии Дарвин писал: «Школа, как средство образования была в моей жизни пустым местом». Интересы мальчика шли совершенно в другую сторону: он собирал насекомых, минералы, наблюдал жизнь птиц и даже производил вместе со старшим братом опыты по химии. Мало дал Дарвину и университет. Сначала, в 1825, он поступает в Эдинбургский университет с целью сделаться врачом. Он не обнаруживает, однако, склонности к занятиям медициной и по настоянию отца переходит в 1828 в Крайст колледж (Коллегия Христа) Кембриджского университета для подготовки в священники.
Особого усердия в изучении и этих наук Дарвин также не проявлял; он увлекается охотой и спортом, а приобретенные им в ун-те знакомства (ботаник проф. Ганслоу, геолог проф. Седжвик и др.) определяют окончательно круг его интересов: он начинает самостоятельно работать по естествознанию, прочитывает порядочное количество книг, а летом 1831, после сдачи экзамена на бакалавра наук, совершает вместе с Седлсвиком геологическую экскурсию по сев. Уэльсу. В том же 1831 Ганслоу рекомендует Дарвина в качестве натуралиста в состав экспедиции на корабле «Бигль», снаряженной англ. правительством для съемки берегов Патагонии и Огненной Земли.
«Бигль» должен был совершить вместе с тем и кругосветное путешествие с целью произвести в различных точках земли хронометрические измерения. Под начальством капитана Фиц-Роя «Бигль» в дек. 1831 покинул Англию с тем, чтобы вернуться через два года. Путешествие, однако затянулось и «Бигль» вернулся лишь в октябре 1836. Направившись к Бразилии, «Бигль» оставался у вост. берегов Южной Америки и у Огненной Земли до середины 1834. За это время Дарвин совершил ряд экскурсий внутрь страны, иногда затягивавшихся на 1—2 месяца. До окт. 1835 происходило обследование зап. берегов Юж. Америки и близлежащих о-вов. Дарвин посетил о-ва Чилое и Чонос, дважды перешел через Кордильеры, исследовал ставший после его работ знаменитым Галапагосский архипелаг.
В конце 1835 и в 1836 экспедиция посетила о-ва Таити, Новую Зеландию, Тасманию, и, пройдя Индийский океан, линию зап. берега Африки и Атлантический океан, «Бигль» вновь направился к Бразилии, откуда вернулся в Англию. Путешествие на «Бигле» сыграло исключительную роль в формировании Дарвина как естествоиспытателя. «Бигль» и явился для Дарвина подлинной школой. Созерцание величественных картин девственной природы, богатейшие геологические, ботанические и зоологические наблюдения, обширные коллекции, собранные Дарвином во время путешествия, вызвали колоссальную работу мысли, положившую начало его дальнейшей ученой деятельности. Уезжая, Дарвин взял с собой недавно до того вышедший первый том «Основ геологии» Лойола, который впервые устанавливал медленное, эволюционное развитие земной коры, происходившее всегда под действием тех же факторов, какие незаметно для человеческого глаза видоизменяют лик земли и в наст, время.
Эта книга произвела на Дарвина огромное впечатление.
В свои университетские годы он нисколько не сомневался в правильности церковной догмы. Теперь наблюдения доставляли ему одно за другим документальные доказательства справедливости теории Ляйелла. Устранение сверхъестественных сил из истории земли, введение в нее нового фактора — времени гигантской продолжительности, действия мелких, медленно слагающихся сил природы, вынуждают Дарвина задуматься и над необычайными фактами из области зоологии, наблюденными им во время путешествия. Он заметил, что многие животные Южной Америки очень похожи на ископаемых животных, живших в прежние геологические эпохи там же (например, броненосец и вымершие гигантские глиптодонты, лама и вымерший Macrauchenia и др.); вместе с тем эти животные характерны только для Юж. Америки, не встречаясь нигде больше.
Поразительное сходство он наблюдал также между обитателями Галапагосских о-вов и близлежащих частей Юж. Америки. Они представляют собой, несомненно, различные виды, но их сходство не могло быть случайным: сама собой напрашивалась мысль, как и в случае с броненосцами и ламой, о родственном происхождении. В пампасах Юж. Америки Дарвину пришлось увидеть явления массовой гибели животных при неблагоприятных условиях и усиленного размножения их при благоприятных. Так незаметно он начал накапливать факты, которые наталкивали его па проблему происхождения видов. Наблюдения над жителями Огненной Земли, которые по развитию своей культуры находились еще в стадии каменного века, также произвели на Дарвина огромное впечатление и несомненно зародили в нем неясные еще мысли об эволюции человека.
Резко отрицательное отношение встретили в нем жестокие картины рабства негров; воспитанный в либеральных идеях, он не мог примириться с рабством и неоднократно впоследствии возвращался к этому вопросу. По возвращении в Англию Дарвин подготовляет к печати свой дневник путешествия, который был издан впервые в 1839 в качестве III тома отчета об экспедиции «Бигля», а в 1845 вторично как самостоятельная книга. Для научной обработки своих коллекций Дарвин привлекает ряд ученых, оставляя за собой работу иад всей геологической частью. В это время он тесно сближается с Ляйеллом и Дж. Гукером, которые впоследствии сыграли существенную роль в опубликовании его теории.
В 1837 Дарвин получает степень магистра в Кембриджском университете. В 1839 женится на своей двоюродной сестре Эмме Веджвуд (1808—96) и до 1843 остается в Лондоне, совершая иногда геологические экскурсии по Англии. В эти лондонские годы у Дарвина впервые в резкой форме проявилось мучительное заболевание, связанное с расстройством нервной системы и обмена веществ и не оставлявшее его затем в течение всей жизни. Он решил оставить Лондон и поселился в деревне Даун в двух часах езды от Лондона. Здесь он жил до конца жизни, здесь выносил все свои великие идеи, произвел свои многочисленные зоологические и ботанические исследования и написал свои сочинения.
Даун сделался центром, куда для бесед с Дарвином неоднократно приезжали самые выдающиеся натуралисты Англии, а после 1859—местом паломничества для ученых всего мира. У Дарвина было десять детей, из которых многие выдвинулись как выдающиеся ученые: Джордж Дарвин знаменитый астроном, Франсис Дарвин—крупный ботаник, долгие годы работавший вместе с отцом, Леонард Дарвин—биолог, эволюционист и евгенист, Горас Дарвин—инженер, изобретатель многих точных приборов; один из внуков Дарвина—Чарлз Дарвин—известный англ. физик. За Дарвином справедливо упрочилась слава человека выдающейся моральной силы:
ü известны его огромное трудолюбие и систематичность в работе,
ü его исключительные скромность, простота, мягкость и обаяние,
ü его любовь к истине и внимание ко всяким возражениям и сомнениям противников (о Дарвине как о человеке см. воспоминания Эвелинга и Тимирязева).
Дарвин умер 19 апреля 1882, продолжая работать до последних дней своей жизни. Он похоронен в Вестминстерском аббатстве рядом с гробницами Ньютона и Гершеля. Приобретя изданием своих сочинений большие средства, Дарвин завещал крупную сумму на издание под наблюдением Дж. Гукера полного списка цветковых растений всей земли; это издание, осуществленное под названием «Index Kewnensis», настолько обширно, что рукопись его весила свыше тонны.
Труды Дарвина могут быть разделены на четыре группы:
I. теоретические работы по эволюционной теории (о них см. ниже, гл. III),
II. зоологические,
III. ботанические и
IV. геологические работы.
Из числа зоологических работ наибольшее значение имеет монография об «Усоногих раках», начатая им в 1846 и вышедшая в 4-х томах в 1851—54. Этот труд имеет значение не только как исключительная по полноте систематико-морфологическая работа об этой интереснейшей группе членистоногих. Дарвину удалось впервые обнаружить так наз. дополнительных карликовых самцов. Огромная классификационная работа, проделанная Дарвином, имела для него большое значение при обсуждении в «Происхождении видов» основ естественной классификации.
Подавляющее большинство специальных ботанических работ Дарвина относится к физиологии растений.
Они все проделаны им, начиная с 1862, и представляют приложения теории естественного отбора к частным вопросам биологии растений. Наиболее замечательны из них: «Оплодотворение орхидей» (1862), «Пять исследований над ди- и триморфными растениями» (1862—67), «Лазящие растения» (1804), «Насекомоядные растения» (1875), «Действие перекрестного оплодотворения» (1876), «Способность растений к движению» (1880).
Геологически е работы являются самыми ранними исследованиями Дарвина. Первая из них—«Строение и распространение коралловых рифов», начатая по возвращении в Англию и законченная в 1842. В этой замечательной работе Дарвин, идя в разрез с ходячими представлениями, выдвинул теорию образования коралловых о-вов на основании
Его теория получила признание и сохраняет свое значение до наст, времени. Из других его работ важны: «Вулканические острова» (1844), «Геологические наблюдения в Юж. Америке» (1846) и последняя работа «Об образовании перегноя при содействии червей» (1881), в которой ему удалось доказать, что земляные черви, перекапывая землю, пропуская ее через свой кишечник и в виде извержений вынося ее на поверхность земли, играют весьма существенную и благотворную роль в образовании перегноя почвы.
Как уже было указано, Дарвин, покидая Англию, не сомневался в истинности учения о сотворении и неизменности видов.
Книга Ляйелла и биологические наблюдения во время путешествия на «Бигле» впервые вывели его мысль из тупика библейского учения. Но описывая свои наблюдения, он ни в первом, ни во втором издании «Дневника натуралиста» не делает попыток каких-либо обобщений в новом духе. Свойственные ему осторожность и наклонность к тщательно продуманной и многократно проверенной индукции позволяют ему лишь начать собирание фактов по вопросу о происхождении видов, к чему он и приступает с 1837.
Два момента, в высшей степени характерные для Англии того периода, сыграли решающую роль в возникновении у Дарвина теории естественного отбора. Первым из них была теория народонаселения Мальтуса, вторым—исключительно высокое состояние англ. животноводства и растениеводства. Дарвин уже очень скоро понял, что те факты, которые он наблюдал во время путешествия, можно понять только при допущении, что «виды постепенно изменяются». Вопрос сводился к тому, какими же факторами обусловливаются «изумительные приспособления организмов к их образу жизни». При такой постановке вопроса Дарвин не мог, особенно живя в сельской обстановке, не обратить внимания на успехи животноводства и растениеводства в выведении новых пород домашних животных и культурных растений.
Органической теории общества основа эволюционного учения Дарвина. Буржуазная, реакционная теория в социологии, утверждающая, что законы развития человеческого общества тождественны или аналогичны с законами развития’ биологического организма. О. т. о. ведет свое начало от О. Конта, который утверждал, что общество следует рассматривать как организм. Это положение было затем подхвачено и развито Г. Спенсером (см.). По Спенсеру, общество, как и биологический организм, развивается по принципу интеграции и дифференциации, т. е. в процессе эволюции общества связь между его частями укрепляется, в то время как различие между ними усиливается.
По аналогии с органич. развитием, приводящим к образованию все более усложняющихся и различающихся друг от друга тканей и органов, эволюция общества, по Спенсеру, ведет к созданию различных классов и сословий, взаимная связь между к-рыми в государственном организме все более усиливается. Кроме того, Спенсер устанавливает ряд аналогий между структурой биологич. организма и общества.
К наиболее видным приверженцам Органической теории общества принадлежат Шеффле, Лилиенфельд, Вормс, Эспинас, Фулье. Каждый из этих социологов, принимая спонсеровскую теорию с теми или иными вариациями, по-своему изощряется в подыскании и обосновании новых аналогий общества с биологиеским организмом.
Так, например, Шеффле экономиескую. жизнь общества уподобляет обмену веществ в организме.
По аналогии с человеческим организмом, общество, по Шеффле, имеет собственную душу, которую он называет «духом народа» («Volksgeist»). Основу развития социальной жизни Шеффле видит в дарвиновском принципе борьбы за существование. Из виднейших буржуазных философов современности близость к органич. теории общества обнаруживают наиболее откровенные идеологи реакционной буржуазии эпохи империализма—Шпенглер и Бергсон. Последний стремится на базе биологической теории общества построить свою концепцию «замкнутой» морали, т. е. такой морали, которая, якобы, не имеет классового характера и всецело предопределена биологической структурой человека.
Исторический материализм отвергает органическую теорию как реакционное учение, лишенное всякого научного основания.
Законьг биологического развития нельзя переносить на, человеческое общество, развитие которого определяется своими специфическими законами, гениально раскрытыми Марксом и Энгельсом. Определяющими факторами эволюции общества являются не законы биологии и физиологии, как это тщетно пытаются доказать буржуазные социологи, а развитие производительных сил и производственных отношений—материальная основа общества.
Исторический материализм вместе с тем вскрывает классовый смысл Органической теории общества, который сводится:
1) к противопоставлению марксовой теории классовой борьбы «учению» о гармонич. единстве всех составных элементов социального организма;
2) к перенесению ответственности за все «социальные не-справедливости» и за политику угнетения и эксплуатации трудящихся масс с господствующих классов на «законы природы»;
3) к пропаганде идей о бесполезности и бессмысленности всяких революционных попыток свержения капиталистической системы, якобы, предустановленной самой природой.
И именно в этом реакционно-классовом характере Органической теории общества и следует искать объяснение того факта, что она, несмотря на свою полную несостоятельность с научной точки зрения, имеет приверженцев среди современных буржуазных социологов и философов.
Почва для таких теорий была создана и удобрена социал-демократией с ее теориями «классового мира», «хозяйственной демократии»,«организованного капитализма», «конструктивного социализма» и т. п.
Германские фашисты просто декретировали в своем «Кодексе труда»: «Нa фабрике предприниматель в качестве вождя и рабочие и служащие в качестве его дружины работают совместно для достижения целей фабрики в интересахнарода и государства.Решение вождя обязательно для его дружины во всех вопросах, касающихся фабрики».
Так декларацией и принудительным декретом стремятся фашисты вбить в голову рабочим представление об отсутствии эксплуатации при капитализме; так возвеличивают они эксплуататоров и стремятся увековечить рабство рабочих. Гитлер заявляет: «Не существует никакой капиталистической системы. Предприниматели пробили себе дорогу благодаря своему прилежанию и умению. В силу этого качества, показывающего, что они принадлежат к высшему типу, они имеют право на руководство».
Неизбежность нарастания стачечной и всех других видов экономической и политической борьбы трудящихся масс против Фашизма вызывается всей системой империалистической, антирабочей, антикрестьянской, шовинистической политики фашизма. Вместо обещанной «справедливой зарплаты» германские и итальянские фашисты уменьшили зарплату более чем наполовину. Вместо ликвидации безработицы фашист увеличил безработицу, ввел жесточайшие методы рационализации производства, создал массу лагерей принудительного труда, ликвидировал или чрезвычайно сократил социальное страхование, насильно превращая квалифицированных рабочих в батраков на помещичьих хозяйствах.
Общим для всех фашистских организаций является лозунг борьбы с большевизмом — «коммунизм — вот враг!»,
С марксизмом, с компартиями и Коминтерном. Их объединяет зоологическая ненависть к мировой цитадели большевизма—к СССР. Германский фашист объясняет, что он понимает под словом «социалистический», значащимся в названии его партии: «Социализм—это пруссачество. Понятие „пруссачества» совпадает с тем, что мы понимаем под словом социализм» (Гебельс). Это откровенное признание сочетается с борьбой против марксизма подлинно варварскими методами, которые по заявлению фашистов якобы привели уже к «искоренению марксизма».
В своем докладе на XVII Съезда ВКП(б) Сталин указал: «Говорят, что на Западе в некоторых государствах ужн уничтожен марксизм. Говорят, что его уничтожило будто бы бурлсуазно-националистическое течение, называемое фашизмом. Это, конечно, пустяки. Так могут говорить лишь люди, не знающие истории. Марксизм есть научное выражение коренных интересов рабочего класса.Чтобы уничтожить марксизм, надо уничтожить рабочий класс. А уничтожить рабочий класс невозможно».
Борясь против классовых партий и организаций пролетариата, фашизм запрещает всякие партии и организации кроме своих, которые он выставляет в виде надклассовых, общенациональных, «государственных». Включая в свою «государственную» партию все другие реакционные партии и группировки, беспощадно разгоняя наряду с пролетарскими все либеральные, республиканские, радикальные, демократические и др. партии оппозиционных фашизму прослоек буржуазии и мелкой буржуазии, фашисты стремится создать одну империалистическую партию под вывеской «национальной» и «общегосударственной».
Ликвидируя систему буржуазной демократии, фашисты откровенно заявляет в лице Муссолини: «Фашизм борется со всякой демократической идеологией»
(статья в «Итальянской энциклопедии»), Борясь против единственно верного и научного марксистско-ленинского учения о государстве как об аппарате классового насилия, фашисты декларирует пустую теорию «корпоративного государства», не скрывая иногда, что основным ядром этого государства является капиталист. Все эти теории «единства нации», «национального сотрудничества», «подчинения частных интересов общим», «корпоративного государства» и т. п. пропагандируются фашистами не только для целей внутренней политики, но и для задач захватнической внешней политики фашистских государств.
В области внешней политики фашист преследует исключительно цели и задачи наиболее реакционных империалистических элементов финансового капитала, т. е. войну за новый передел мира, захват новых рынков, подчинение и порабощение малых и слабых государств и наций, срыв мирных отношений между государствами, создание военных коалиций, организацию войны против СССР.
Муссолини напр. в своей статье в «Итальянской энциклопедии» объявил, что «рост империи является основным проявленном мужественности»
Что «фашизм не верит ни в возможность, ни в пользу вечного мира», что «только война доводит человеческую энергию до ее высшего напряжения и кладет печать благородства на народы, обладающие мужеством идти на войну». Гитлер в «Моей борьбе» декларирует, что «в вечной войне человечество стало великим—в условиях вечного мира человечество погибло бы», и прямо заявляет, что Германия должна получить новые земли «только за счет России» и «пограничных с нею государств».)
Основные пропагандисты Социального дарвинизма. Герберт Спенсер «естественный отбор» между людьми. Томас Мальтус термин «естественный отбор» и социальный дарвинизм, «происхождение видов» в процессе первоначального накопления капитала. Социальный дарвинизм — это Естественный отбор и Выживания наиболее приспособленных к социологии, экономике и политике? Идеи «расовой борьбы», Борьбы между собой за существование различных рас?Конфликты между индивидами, группами, обществами, институтами, обычаями и др. и способы их решения?
Инстинктах, наследственности, адаптации к изменениям окружающей среды, конкуренции между людьми при капитализме? Борьба между национальными или расовыми группами, поддерживают авторитаризм, евгенику, расизм, империализм или фашизм?
Идея Чемберлена о борьбе «арийской» и «семитской рас» как стержне мировой истории?
Область применения дарвинизма имеет свои резко очерченные границы. Она ограничивается рамками биологии. Механическое перенесение дарвинизма за пределы биологии, объявление его универсальной методологией науки не только приводит к неправильным выводам, но превращает это тонкое и революционное орудие биологического исследования в самое реакционное псевдоучение, бессильно пытающееся оправдать капиталистическое общество с его неслыханной эксплуатацией трудящихся масс. Чтобы убедиться в этом, стоит только вспомнить геккелевские разговоры о дарвинизма как о «тенденции аристократической, но никак не демократической, а тем менее коллективистской», его преклонение перед Бисмарком, вспомнить «демократический идеал» Г. Спенсера, построенный на основах дарвинизма, социологич. построения Альфреда Уоллеса и др. т. н. социальных дарвинистов, а также наконец рассуждения самого Дарвина на темы об общественном развитии.
Широкий размах получил социальный Дарвинизм во время империалистской войны и в послевоенные годы.
На основе дарвиновского естественного отбора воздвигались самые различные общественные теории от индивидуалистических до анархо-синдикалистских. Во время войны «ученые» каждой воюющей империалистской клики из сил выбивались, чтобы доказать, что победа противной стороны будет форменным издевательством не только над «законами права и справедливости», но и над законом естественного отбора, установленным Дарвином, ибо самой приспособленной разумеется является та империалистская клика, представителем которой выступает данный «ученый». После войны, когда непосредственная революционная ситуация стала угрожать устоям капиталистического общества, многие «дарвинисты», выполняя социальный заказ своего класса, стали на основании «дарвинизма» доказывать, что уничтожение буржуазии как класса неизбежно должно привести к гибели человечества, ибо буржуазия в «борьбе за существование» веками якобы отбиралась, и в наст, время в этом классе сосредоточено самое лучшее, самое ценное, что есть в человечестве с биологической точки зрения.
Перенесением биологических закономерностей развития животного и растительного мира на человеческое общество человек игнорируется как сознательно действующий субъект, превращается в пассивный объект. Биологический метод, применяемый к исследованиям человеческого общества, имеет дело не с конкретным человеком, являющимся в одно и то же время и субъектом и объектом, а с выдуманным, несуществующим животным в образе «человека». История животных определяется слепыми, бессознательными силами. Общие законы развития проявляются здесь путем взаимодействия этих слепых сил. Никакой сознательной цели здесь нет. Что же касается человеческого общества, то здесь, наоборот, ничто не делается без цели, без определенного намерения.
Ибо, как правильно замечает Ф.Энгельс, «в истории общества действуют люди, одаренные сознанием, движимые убеждением или страстью, ставящие себе определенные цели».
В «Диалектике природы» Энгельс так формулирует своеобразие человеческой истории: «Вместе с человеком мы вступаем в область истории. И животные обладают историей, именно историей своего происхождения и постепенного развития до своего теперешнего состояния. Но эта история делается помимо них, для них, а поскольку они сами принимают в этом участие, это происходит без их ведома и желания. Люди же, чем больше они удаляются от животных в тесном смысле слова, тем более они начинают делать сами сознательно свою историю, тем меньше становится влияние на эту историю непредвиденных факторов, не контролируемых сил и тем более соответствует результат историч. действия установленной заранее цели». Само собой разумеется, это не значит, что человек совершенно не подчиняется биологическим законам.
Человек подобно остальным животным ест, пьет, размножается, болеет, умирает. Эти процессы, взрослеет, умирает. Эти процессы, взятые сами по себе, конечно, биологические, и в этой области права биологии неоспоримы. Но в той области, где дело идет о человеческой деятельности, о человеческой истории, о человеческом обществе, там биологии делать нечего. Здесь биологию сменяет социология. История человеческого общества определяется не дарвиновской борьбой за существование, а сменой форм труда, эволюцией средств производства. Труд и средства производства в своей наиболее совершенной форме встречаются исключительно è человеческом обществе. Правда, средства производства и формы трудового процесса не только не исключают борьбу в человеческом обществе, но на определенных ступенях своего развития даже ее обусловливают.
Однако классовая борьба ничего общего не имеет с биологической борьбой за существование. Борьба в природе слепо приводит к приспособлению организма к среде. Производство же и обусловленная им на определенных этапах развития борьба классов приспособляет среду к потребностям человека. Животные в процессе эволюции приспосабливаются к использованию уже готовых в природе средств к существованию, человека же одни готовые произведения природы не могут удовлетворить. Человек создает себе средства к существованию, которых природа сама, без вмешательства человека, никогда не произвела бы. Человеческая история отличается от истории остальных организмов тем, что она является продуктом активного участия людей: свою историю человек делает сам.
С тех пор как человек начал делать орудия, он стал резко выделяться из остального животного мира, его развитие пошло быстрым темпом, опережая развитие остальных животных.
Дарвин не согласен с мнением, будто одному только человеку свойственна способность употребления орудий. Благодаря своим орудиям производства человек обособился от остальных живых существ и стал сам творить свою историю. Дарвин не согласен с мнением, будто одному только человеку свойственна способность употребления орудий. Он приводит ряд примеров, свидетельствующих об употреблении как бы зачатков орудий многими животными. Обезьяна сучьями отбивается от своих врагов, слон ветками прогоняет севших на него мух и т. п. Все это конечно. верно. Но все-таки какая огромная дистанция между случайными «орудиями» обезьяны, применяющимися от случая к случаю, и постоянным топором человека хотя бы каменного века, не говоря уже о современных паровых и электрических машинах в десятки тысяч л. с.
Дарвин не видел здесь качественной разницы. А между тем это новое качество играет здесь решающую роль. То, что раньше было чисто случайным, не играло существенной роли в жизни одного вида, стало отличительным признаком другого. Плеханов по этому поводу совершенно справедливо пишет: «В истории развития вида „слон» употребление веток в борьбе с мухами наверно не играло никакой существенной роли: слоны не потому стали слонами, что их б. или м. слоноподобные предки обмахивались ветками. Не то с человеком. Все существование австралийского дикаря зависит от его бумеранга, как все существование современной Англии зависит от ее машин. Отнимите от австралийца его бумеранг, сделайте его земледельцем, и он по необходимости изменит весь свой образ жизни, все свои привычки, весь свой образ мыслей, всю свою природу».
Было время, когда орудия в жизни человека играли примерно такую жe роль, как ветка в жизни слона. Но тогда «человек» еще не был человеком. Он не выделялся из ряда других обезьянообразных существ и подчинялся общим с ними биологическим законам. Но вот орудия труда начинают приобретать все большее и большее значение в жизни человека, все шире и глубже развиваются производительные силы и наконец наступает такой момент, когда они начинают играть решающую роль во всей его общественной жизни. Этот момент и есть скачок нашего дикого обезьянообразного предка в царство, человека.
Борьба за существование принимает новые формы, подчиняющиеся новым законам, обусловленным степенью развития производительных сил. Биологические факторы развития отступают на задний план и уступают свою роль социальным факторам. В орудиях труда человек приобретает новые искусственные органы, гораздо более мощные средства борьбы за существование, чем естественные органы животных. Эволюция животных есть не что иное, как видоизменение их естественных органов, между тем как в эволюции человеческого общества первенствующую роль играет усовершенствование искусственных органов. История человечества в основе своей есть история развития его искусственных органов, его орудий труда, его производительных сил.
В животном мире более приспособленным окажется тот, кто случайно приобретет какое-нибудь полезное свойство
Органы животного, прогрессирующие под влиянием естественного отбора, неотделимы от тела животного. Они находятся в исключительном распоряжении своего обладателя, и никакие другие животные не могут использовать их в своих интересах. Искусственные же органы человека не связаны органически с субъектом, изобревшим их. Они легко могут быть использованы другими людьми даже против их изобретателя. В животном мире более приспособленным окажется тот, кто случайно приобретет какое-нибудь полезное свойство. В человеческом же обществе более приспособленным будет не тот, кто первый изобретет новое орудие труда, и не тот, кто будет работать этим орудием, а тот, кто сделает его своей собственностью, а отсюда ясно, какое глубокое различие лежит между приспособлением в естественных условиях и приспособлением в человеческом обществе.
Это — величины несоизмеримые. В человеческом обществе «настоящая борьба за существование происходит, можно сказать, не между людьми, а между искусственными орудиями их деятельности» (Лафарг). Точно так же не выдерживает никакой критики и оправдание войны с точки зрения теории естественного отбора. Война есть явление чисто социальное, основным, определяющим моментом здесь является не биологическая борьба за существование, а стремление господствующих классов одного народа к обогащению (в той или иной форме, смотря, по условиям, эпохи) за счет другого народа. Здесь естественный отбор не может получить применения, и исход борьбы определяется не биологическими преимуществами той или другой стороны, а ее численностью, технической высотой ее армии, моментами идеологического порядка и т. п.
Такое «выключение» человека из животного мира может некоторым показаться неправомочным с монистической точки зрения. Но подобное представление о монизме неверно. Материалистический монизм утверждает преемственную связь между отдельными стадиями развития материального мира, но отрицает отожествление этих стадий. Монизм отрицает единообразие мира, он утверждает единство его многообразия, стало быть, и своеобразие каждого этапа его развития. Применение Дарвинизма к явлениям неорганической природы так же несостоятельно, как и его применение в исследованиях общественных явлений. Нельзя говорить серьезно о борьбе за существование или выживании наиболее приспособленных в неорганическом мире.
Заключение
Ибо здесь нельзя говорить о разладе между интенсивностью размножения и средствами к существованию по той простой причине, что неорганический мир не размножается и не питается. Все приведенные факты и положения свидетельствуют, что дарвинизм за границами биологии теряет всякий смысл?
Всякие попытки перешагнуть эти границы обречены на явную неудачу? Борьба за существование принимает новые формы, подчиняющиеся новым законам, обусловленным степенью развития производительных сил. И до сих пор существуют колонии и метрополии. Ведутся войны за ресурсы и за демократию. Дарвинизм и человек????
Загрузка ...